Джеймс Каан

Актер, 68 лет, Лос-Анджелес.

Записал Росс Джонсон


В детстве у меня было прозвище Плечи. Ноги у меня были хилые, тощие, такие, как палки, и весил я фунтов, наверное, двадцать пять (11 кг. – Esquire), зато корпус имел здоровый, квадратный. А еще было прозвище Убийца Каан, потому что я боксом занимался. Знаешь, когда мы дрались на ринге, или не на ринге… Короче, я был крутой, и район у нас был соответствующий.


Первый раз в жизни я дунул, когда мне было двадцать четыре с половиной. Я тогда обратился в камень; думал, сейчас слонов увижу. Пять или шесть лет прошло, я уже в Голливуде, а в кармане у меня – кокаин и две упаковки Куаалюда (торговое название сильнейшего транквилизатора метаквалона. – Esquire)… Ничего-то я не умею делать вполсилы.


В конце семидесятых мои фильмы по кассовым сборам были на первых местах. Типа успех и все такое. Но я нашел способ, как с этим справиться, – я просто взял отгул лет этак на шесть и все забросил.


Большая часть восьмидесятых прошла мимо меня. Наверное, я неплохо провел это время. Не помню.


Когда ты пропадаешь, все просто думают, что ты умер.


Был кокаин – были девки. Мне нравилось думать, что я нравлюсь девкам, потому что симпатичный. Хуйня все это. Им со мной нравилось потому, что у меня был кокаин.


Однажды утром ты просыпаешься и понимаешь: вечеринка кончилась, девочки разъехались, а продолжить надо. А если нечем продолжить, то надо искать. Приходилось ходить с тусовки на тусовку, хотя я даже не алкоголик.


Моя сестра умерла от лейкемии 1981-м. Этого я и боялся всю жизнь. Она была вроде раствора, который цементировал семью. Знаешь, если я ночь не спал, то под утро гримировался – только чтоб она не спрашивала: «Где тебя, выблядок, черти носили?»

У меня было много денег, потому что я много работал и откладывал. Все было в пенсионном фонде. Моя управляющая компания… Короче, однажды утром я проснулся без гроша. Мы сейчас говорим о настоящей куче денег. Я был в нокауте.

Есть большая разница между желанием работать и необходимостью работать. Мне это знание далось непросто. Теперь-то деньги для меня значат многое, потому что их у меня нет.


Поскольку в мозгу у меня несколько меньше клеток, чем у остальных людей, я занимался родео профессионально.


Люблю детишек за то, что говна в них все-таки не до краев. Отличное, отличное было время, когда я работал тренером в Малой лиге (Little League, американская благотворительная организация, созданная в 1939 году для поддержки школьных бейсбольных команд. – Esquire).


Я брал пацанов, которые сами в себя не верили. Они были как котята малые, боялись, стеснялись, а я начинал с ними работать. Если у парня есть способности, и его правильно тренировать, то можно изменить всю его жизнь минуты за четыре. Он вдруг понимает, что может сделать то, о чем и мечтать не смел. Совершенно неожиданно: раз – и перед тобой готовый бойцовский петушок. И все это у тебя на глазах, и не надо тратить по полгода на монтаж и озвучку.


Талант может вылезти откуда угодно, необязательно из гетто. Просто ребятам из Беверли-Хиллс, у которых папаша владеет бакалейной лавкой, обычно лень упираться.


Мой сын, Скотт, он хоть и вырос в Лос-Анджелесе, но понятия имеет нью-йоркские. Сейчас это прозвучит как гребаная высокопарность, но существует такая вещь: нью-йоркские понятия. Хотя теперь все эти пацаны стучат друг на друга, как будто, знаешь, жить по понятиям уже немодно... Ужасно это, вот что. По тюрьмам стукачей больше, чем воров.


Как-то ночью я вышел из дома и отправился к дилеру. А Скотт вышел следом с бейсбольной битой в руках, потому что он собирался убить этого дилера. Ему тогда было пятнадцать. И смех, и грех. И кого я, спрашивается, называл ребенком?


Я думал, что могу дурачить сына. Сам я был дурак. Что я хочу сказать: мы ведь никогда не стремимся причинять боль сознательно. Просто потом оглядываемся назад, а там такое – Господи, твоя воля! Я думал, он не понимает, что творится. Взрослым всегда хочется думать, что дети чего-то там недопонимают. Это было жесткое пробуждение.

Было время, мне задавали вопросы типа «И как давно вы протрезвели?». Знаешь, много было разговоров вокруг этой темы. И еще много разговоров про драки, или, предположим, писали, что я где-то выхватил пистолет, или еще какую-то чушь в том же духе, которая была, знаешь, просто брехней.

Решительно никого не ебет мнение актера о политике.

Арнольд в этой политической тусовке уже довольно давно. Но о многих вещах Арнольд говорит очень, очень откровенно.

Я законопослушный человек. Реально законопослушный. Законопослушность – это главное.

Писали, что я связан с криминальными авторитетами. Да ни с чем я не связан! Мне отвратительно преступление. Я ненавижу преступление. Я тренирую полицейских по карате. Теперь, смотри, один из самых дорогих друзей у меня – Эндрю Руссо (по сведениям ФБР, Эндрю Руссо возглавляет группировку, контролирующую Бруклин и входящую в состав семьи Коломбо. – Esquire). Он самый законопослушный человек из всех, кого я встречал в этой жизни. Ни разу не слышал, чтобы он кого-то… чтоб он совершал какие-то насильственные действия. И если кто-то его считает так называемым боссом чего-то там… Да, знаю я, что он не плотник! Я даже допускаю, что он вовлечен во все эти городские дела со строительством и утилизацией мусора. Уверен, он в это вовлечен. Я никогда не был наивным. Но лично я не знаю ни единого случая, чтобы Эндрю прибегал к насилию. Он поистине бесценный друг. И если, избавь бог, мне вдруг потребуется помощь – а когда я говорю «помощь», я не имею в виду «отмудохать кого-нибудь» – так вот, когда мне будет нужна помощь...

Я уже плотно сидел на кокаине, но ему ничего не говорил. Мне казалось, это ужасно; все равно, как признаться, что ты голубой. Просто кокаин – это уж совсем не из его мира. Так вот, он сам мне звонит и говорит: «Джим, ты только не подумай, что я тебя хочу унизить…» Короче, он провел я не знаю сколько недель над книгами, все читал, и читал, и читал. Про кокаиновую зависимость. Исследовал вопрос. И он нашел лучший реабилитационный центр в стране. Я говорю о дружбе. Я пытаюсь рассказать, что это за человек. Просто тут некоторые считают его каким-то громилой, который ходит с бейсбольной битой и всем проламывает черепа… Да, вокруг полно мудаков, которые радостно смотрели, как меня засасывает в сточную канаву! А вмешался один-единственный человек.

На самом деле, кокаин мне по-настоящему никогда не нравился.

Терпения мне правда недостает. Но я над собой работаю. Я насквозь пропитан медикаментами.

«Мне все равно» – самая моя ненавистная фраза. Спрашиваешь их: «Хочешь, поиграем в теннис?» или «Хочешь, займемся любовью?», а им, видите ли, все равно. Да не очень-то, блядь, и хотелось! Иди тогда, онанизмом займись.

«Крестный отец-IV»? Только не Фрэнсис; он это снимать не будет. Кому это надо? Уже третьего «Крестного отца» не должно было быть.

Людям непонятно, как это может быть: первый фильм у режиссера получается гениальный, а второй он вообще начисто просирает. А дело в том, что в первый раз все они слегка мандражируют. И с перепугу слушаются профессионалов.

В этом бизнесе ты первое время только и молишься, чтобы тебя начали узнавать. Начали цитировать твои роли. А сейчас, если я толкну в баре какого-то мужика, он принимается извиняться: «Прости меня, Сонни!» Сюрреализм какой-то.

Актеры заводят себе телохранителей и ходят со всей этой свитой, не потому что им кто-то якобы угрожает – да кому это надо, обижать актеров, а?! Это все для того, чтобы их узнавали. Да упаси Господь, кто-то его не узнает. Да у него, блядь, инфаркт случится!

Снялся я с Николь Кидман в этом фильме, в «Догвилле». Это по замыслу трилогия, но раз она оттуда ушла, то и я ушел. Он очень антиамериканский, так что в жопу его. Сам-то я очень проамериканский. Я консерватор, в сущности.

С одной стороны, гольф – это просто способ испортить хорошую прогулку. Но с другой, играть абы как мне неинтересно.

За всю свою жизнь я не прогулял ни единого рабочего дня. Другое дело, бывали такие дни, когда я вел себя на работе не лучшим образом.

В чем разница между любовью и сексом? Я был женат четыре раза, у меня пятеро детей, и я не заметил никакой разницы.

Так и запиши: я никогда не участвовал в оргиях.

Некоторые говорят, что красота – это поверхностно. Но когда ты знакомишься на вечеринке, ты же не видишь мозг, так? Так что самый правильный первоначальный контакт – это, думаю, обнюхивание.

Не думаю, что силикон может сделать женщину лучше. Или хуже.

У меня есть свое мнение, и я стараюсь держать его при себе. Стараюсь, но вулканам иногда необходимо извергаться. И у меня нет кнопки «edit».

Вот золотые слова, которые я готов повторять молодым пацанам: нельзя всю жизнь делать карьеру. Не важно, каких высот ты достиг. Да будь ты хоть Брэд Питт, однажды ты сдуешься, и это неизбежно, как смерть и налоги.


Сегодня ты играешь бойфренда Николь Кидман, завтра сыграешь ее отца. Не очень-то весело, а куда деваться?


Я никогда не видел, как плачет мой отец. Мой сын видел, как я плачу. Мой отец ни разу не сказал мне, что любит меня. Я, соответственно, с утра до вечера твердил Скотту про любовь. Вся штука в том, что я должен совершить чуть меньше ошибок, чем мой отец, мои сыновья – чуть меньше, чем я, а их сыновья – еще чуть меньше. И в один прекрасный день мы воспитаем Каана Совершенного.


Ты – это тот, кто закрывает глаза, засыпая. Этого за тебя никто не сделает.

esquire.imweb.ru