Стив Бушеми

Актер, режиссер, 50 лет, Нью-Йорк

Будешь специально искать новый язык в кино — никогда его не найдешь.

Мой отец работал ассенизатором. Не думаю, чтобы он когда-нибудь испытывал стыд или что-то вроде этого. Он начинал простым рабочим, а закончил помощником бригадира. Кроме того, ему хорошо платили: все-таки он работал на город Нью-Йорк, и мы даже перебрались тогда из Бруклина в предместья Лонг-Айленда. Нет, я всегда гордился своим отцом.

Сам я одно время работал мороженщиком, у меня был свой грузовичок. Вроде как обзавелся собственным бизнесом. Я знал всех ребят в округе. Знал, во сколько они выходят играть на улицу. Видели бы вы, с какими лицами они бежали ко мне. Я их щелкал на фотоаппарат, а потом снимки наклеивал на грузовичок — чтобы они меня узнавали. Странное время. Я тогда только бросил колледж, записался на курсы актерского мастерства и все раздумывал, быть актером, не быть — не всю же жизнь продавать мороженое. Очень переживал. Вот так переживаешь и не догадываешься, что сам собою копится какой-то материал. Я о моем фильме «Под сенью крон» — он о том времени.

Некоторые делят кино на «до Тарантино» и после. Я так думаю: нельзя в кино ориентироваться только на Тарантино, пусть это один из самых великих режиссеров мира. Сам Тарантино никогда бы так не сделал. Это и отличает хорошего режиссера от плохого: хороший берет какие-то вещи напрокат у предшественников, своих любимых режиссеров, и из них уже сооружает что-то свое.

У людей, привыкших много и часто пить, опьянение выражается не в падении под стол или замедлении речи. Между двумя абсолютно разными людьми вдруг, скажем, возникают отношения.

Вообще, человеческие отношения забирают меня почище всего. Мое «Интервью» (Бушеми только что снял ремейк одноименного фильма голландца Тео ван Гога. — Esquire) вовсе не про глобальную разницу между миром селебрити и миром серьезной журналистики. Это только кажется, что успешная старлетка и военный корреспондент с разных планет. На самом деле, у них много общего: оба они, можно сказать, тяжело раненые души. И обычное интервью заканчивается самыми настоящими отношениями — вот о чем мне было интересно рассказывать.

Страшно было, когда я работал пожарным. (9 сентября 2001 года Бушеми вместе со своей бывшей бригадой пожарных работал на месте катастрофы. — Esquire). Одному страшно бросаться в огонь. Но когда видишь, что вокруг тебя твои товарищи занимаются тем же самым, сразу обретаешь уверенность, бежишь им помогать. Сознание общего дела делает тебя сильным.

Недавно был на Сицилии — оттуда эмигрировал в Америку мой дед. Узнал наконец, как правильно произносится моя фамилия. Я вовсе не Бусеми, как утверждают кинокритики. Я — Бушеми.

Пираты иногда делают большое дело. Я только что вернулся из Китая. В Китае разрешено импортировать всего лишь двадцать иностранных фильмов в год, что, конечно, поразительно мало. Исходя из этих цифр, я полагал, что меня они знают только по коммерческому кино, «Армагеддону», «Воздушной тюрьме». Оказалось — нет. Я видел в Китае пиратские копии многих моих работ в независимом кино, и вообще много независимых фильмов.

Когда-то я был в такой отличной форме, что спокойно работал грузчиком. Даже дрался. Сейчас я потолстел. Сейчас я несколько раз подумаю, прежде чем ввязаться в потасовку. Но с другой стороны, никогда не знаешь заранее, будешь драться или нет. Все зависит от ситуации — можешь ли ты помочь чем-то или нет.

Я так устал умирать в каждом фильме, что теперь всегда заглядываю в конец сценария — оставят ли в живых моего героя.

В «Интервью» моя судьба не совсем ясна. В отличие от фильма ван Гога, у меня Катя не вызывает полицию, и я не знаю, что она предпримет дальше: отдаст ли кассету с его признанием в убийстве в полицию, оставит ли себе. Я вообще в кино предпочитаю открытые концовки — это как в прозе О’Генри. Тем более, что я не очень верил в этот конец: она звонит в полицию, рассказывает о каком-то признании, и та появляется через пять минут. Не знаю, как в Голландии, но у нас в Штатах я бы на такую скорость полицейских не рассчитывал.

Два режиссера под одной крышей — это неплохо работает. Особенно когда у твоей жены, как в моем случае, совсем другой стиль, более визуальный, сюрреалистический что ли. Себя я бы назвал реалистом. Может быть, поэтому у нашего сына такой широкий диапазон: потребляет все на свете, от «Звездных войн» и «Гарри Поттера» до последнего фильма Коэнов «Старикам тут не место».

Из трех искусств, которыми я владею — актерская игра, режиссура и писательство, самое трудное для меня третье. Понимаете, мне это просто нравится, а надо делать заметки на всем, что попадается под руку, гореть, одним словом.

Ну да, кино убило роман. Но между прочим, именно после того, как молодые люди стали считать кино вообще главным искусством, расцвело независимое кино.

В 1980-х я потерял много друзей. Это сейчас уже существуют медикаменты, позволяющие продлевать жизнь больным СПИДом, — тогда подобный диагноз был просто смертным приговором. В фильме «Прощальные взгляды» я играю больного СПИДом. Может, это прозвучит тривиально, но я научился у своего персонажа самому главному: ты должен быть благодарен за каждый день жизни.

esquire.ru